Я не пишу домой о девушках.
Родители знают, что в моей группе на двадцать пять парней только одна представительница прекрасного пола. Что поделаешь, специальность у нас такая. При этом, почему-то именно в условиях нашей группы, минимизированное до предела количество не переросло в качество, и наша девушка обладала такими внешними данными, что если бы на ней вдруг женился любой из наших парней, то лучшее, что можно было бы сказать о такой паре: «Мама сильная, папа красивый».
В других группах девушек поболее, но все равно диспропорция жуткая.
Десять на одну!
Но здесь наши павы оказались в трудном положении.
Еще бы.
Сразу сто девчонок оказывают им сильнейшую конкуренцию.
Наши-то сразу вдруг стали ласковыми и помягчели душами. Но поздно! Теперь мы знаем, что на свете есть не только эти двадцать кикимор, а еще целый мир красивых и добрых девушек. И они так рады нам!
А мы рады им.
Яблочный сок. Это не только предмет труда. Мы его пьем, пьем и пьем.
И не можем напиться. Девушки с линии баклажанной икры приходят к нам.
Это практикантки из Мичуринска. Одеты они забавно.
На девушках тонкие синие халаты чуть ниже колен.
В такой униформе ходят все технологи комбината.
Но если на матронах в летах эта одежда смотрится, как должное, то на юных созданиях с осиными талиями такое одеяние вызывает улыбку.
На головах у девушек белые шапочки. Наподобие испанок.
В детстве мать шила мне такие, когда отправляла в пионерлагерь.
Кабачковая и баклажанная икра — это дипломная работа девушек из Мичуринска. Они носят с собой тетрадки и что-то в них записывают. С очень умным видом. Очевидно, что-то очень важное. Мы ехидничаем, просим, чтоб дали списать.
Они смеются. Мы — тоже.
Девушкам хочется яблочного сока. Мы угощаем их. Самый лучший сок тот, что прямо из-под пресса. Когда он еще не пастеризован. Во время пастеризации он становится кисловатым. А здесь, под прессом, он гораздо слаще и приятнее. У нас есть специальный ковшик. Литра на два. Им мы и черпаем сок из-под пресса. Девушки пьют жадно, со смаком. У них в цехе жарко, они слегка вспотели и очень хотят пить. А мы хотим есть. Девушки понимают и в следующий раз приносят кастрюльку, полную баклажанной икры, три ложки и булку теплого хлеба. А мы снова поим их яблочным соком. Другого у нас ничего нет. Есть только шуточки, анекдоты, легкие заигрывания. Девушки пьют сок, а мы в три ложки трескаем икру с хлебом. Вкуснятина! Насчет пожрать — мы мастера!
Через десять минут кастрюлька пуста. Боже, хорошо-то как!
Мы начинаем общаться с девушками, растапливая ледок недоверия улыбками, молодым блеском глаз и многозначительными намеками.
Девушки моложе нас примерно на год, на полгода.
Они поступили в техникум сразу после восьмого класса.
Поэтому учиться им осталось всего один год.
А нам — целых четыре. Грустноватая арифметика.
Мы не можем отделаться от ощущения, что они гораздо старше нас.
Тем более что мы практически не в состоянии соперничать с нашими бывалыми, искушенными в амурных делах четверокурсниками.
Но, к счастью, все четверокурсники работают в цехе по производству консервированных каш с мясом. Губа не дура! Но, главное, они нам не мешают. Пусть они обожрутся своими кашами! А мы будем общаться с красивыми девами.
Одну красавицу зовут Тоня. Она мне нравится.
У нее длинные-длинные волосы. Чуть ниже талии.
Она носит их, не заплетая в косы. Красиво.
Хочется потрогать.
Давно не видел таких волос. Прямо как у колдуньи.
На лоб свисает челка. Глаза голубые.
Нет, колдуньи не бывают голубоглазыми.
Лицо прямое, улыбка добрая, открытая.
Фигурка классная. Походка легкая.
Создает же природа таких красавиц!
Все при ней — грудь, талия, ножки.
Тоня мне нравится. На кого она похожа?
Наверное, на киноактрису Клаудиу Кардинале.
Так и хочется сказать: «Чур, моя, чур, моя!»
Вторую девушку зовут Таня. Колян, тебе нравится Таня?
Третья — Наташа. Тоже красивая. Саша, хочешь Наташу?
Фу, какой я грубый! Как я мог так подумать!
Оказывается, совсем рядом с нами, за стенкой, находится линия про производству вишневого сока. А мы и не знали! Девушки ведут нас туда на дегустацию. Вкусно, но много не выпить. На зубах сразу оскомина. В вишневый сок, чтоб его можно было пить, добавляют сахар. Но этот процесс уже автоматизирован, и сладкий сок недоступен нам, студентам. И мы возвращаемся назад к своему, к привычному, к яблочному. Его можно пить без меры. Сколько влезет. До отвала. До икоты.
Снова садимся на ящики возле пресса. Точим лясы.
Мы пытаемся понравиться девушкам.
Мы «подбиваем клинья».
Мы «клеим девушек».
Мы «закидываем удочки».
Мы «кадрим чувих».
Мы «фалуем телок».
Наше оружие — ласковый взгляд.
Наше оружие — легкие заигрывания.
Наше оружие — наша молодость.
Все это почти неосознанно. Почти на одних инстинктах.
Чего мы хотим?
Этого ужасного глагола «трахаться» тогда еще не было.
А что было?
Было не лучше.
«Натянуть».
«Кинуть палку».
«Поиметь».
«Хариться».
«Отодрать».
И несколько матерных глаголов.
Какой убогий наш язык!
Пушкин! Ау!
Девушкам, конечно, никто так не говорит.
А что говорят девушкам? «Давай сделаем это».
Что — «это»? А вот это самое. С большой буквы.
Но до «этого» еще, как до Киева раком.